Тут меня спрашивают периодически, как устроена наука, и что я думаю по этому поводу. Наверное, пришло время что-то сказать об этом. Дальше будет много букв. Мнение автора может не совпадать с мнением автора.
Наука работает как экосистема с пирамидальной структурой, в которой все завязаны друг на друга сложными и, зачастую, противоречивыми взаимоотношениями. В этой экосистеме проще всего классифицировать ученых по уровню научных результатов и общему фокусу деятельности. Хочу предупредить сразу, мы сейчас говорим о независимых людях, начиная с уровня завлаба, а не о предыдущих уровнях карьеры, включающих аспирантов и постдоков, так как это сильно усложнит картину. Если кому интересно, то про них можно будет рассказать потом.
Ок, начнем. Например, в Бангладеш очень много ученых. Вы что-нибудь про них слышали или про их открытия? А как насчет Бразилии? А ученых там десятки тысяч. В общем, ясно, что в основании пирамиды находятся люди, которые квалифицированы ровно настолько, чтобы понимать, что сейчас есть в современной науке. Они могут читать статьи и понимать изложенные там результаты. Могут транслировать это знание студентам, политикам, обществу в целом. Однако, воспроизвести эти знания на практике они не могут - им не позволяют практические возможности на местах, особенности страны, где они работают, квалификация экспериментатора и финансирование (эти вещи в какой-то момент становятся завязаны друг на друга). Основная функция этого могучего слоя (особенно в развивающихся странах) - это поддерживать уровень образования и общей адекватности в обществе, выращивать инженеров и гражданских специалистов. По сути, это антимракобесы и вдохновители, популяризаторы с высокой социальной ролью. Интерес этого уровня состоит в том, что ты близок к студентам, постоянно начитываешь новую литературу, развиваешь в себе глубокий энциклопедизм, осмысляешь науку и самые последние результаты в широком охвате, пишешь хорошие книги, получаешь человеческую отдачу. Даже очень мощные ученые периодически совершают такой дауншифтинг за вдохновением и ощущением хоть какой-то пользы от своей работы. И я туда хочу.
Дальше идет прослойка ученых, которые могут не только понимать, осмыслять, но и воспроизводить уже полученные результаты на практике. С минимумом вариаций. Например, некто опубликовал интересную статью о липидной сигнализации у растений, выполненную на арабидопсисе. А эти товарищи берут горох и елку, делают тот же протокол и печатают статью, что в елках все работает как предсказано, но с маленьким, но гордым отличием. Данный слой ученых полезен тем, что он занимается валидацией и расширением уже существующих результатов. По моему мнению, этот слой самый толстый на планете. Подобные ученые не так сильно вовлечены в социально-ориентированный образовательный процесс, как первая категория, а, с другой стороны, они производят множество малоценных публикаций, отсасывают дефицитный ресурс, могут залезать на руководящие должности по комсомольским линиям. Это из минусов, то есть не очень интересно. Но с этим можно и нужно как-то мириться. Из плюсов: многие преимущества первой категории сохраняются, но добавляются бенефиты из мира экспериментальных исследований, то есть, люди реально трогают микроскоп за влажное вымя, притарчивают от вестерн блотов и сиквенсов. Их плющит и колбасит от осознания того, что они Ученые с большой буквы У.
Сразу за ними находятся люди, которые живут перманентным творческим кризисом и стараются выдавать новизну. Реальную такую новизну. Не нобелевского масштаба, но такого, что можно сказать, что они истинные рабочие лошадки, которые своей массовостью и энергией творят историю науки почище Максвелла с Бором. В хороших университетах и институтах таких каждый второй или третий, остальные - скорее вариаторы. В слабых институтах таких людей почти нет. Это самый неприятный уровень для конкретной личности, тебя преследуют неудачи, в голове постоянный дискурс из серии «кто я, где я, магнолия». Все время занято попытками сделать интеллектуальный кульбит, экспериментами, до нормального преподавания либо не доходят руки, либо оно отнимает время от главных вещей. Много читать и думать некогда, популяризация науки презираема, написание книги отложено на пенсию, пенсия не запланирована, так как предполагается ранняя смерть на работе.
Выше расположены выдающиеся личности. Они создают новые направления и ответвления науки, проясняют многие вопросы, которые были неотвечены десятилетиями, или даже не были замечены ранее. Этих людей мало, они энигмы. Как они живут, чем дышат - никто не знает. По внешним признакам они счастливы, успешны, и у них на все есть время. Видимо, надо стремиться жить именно так и быть на этом уровне. Если брать профессоров ведущих университетов, то таких один на 30-50 человек. И это в лучшем случае. Чаще один на сто, а, кое где, и на тысячу. В моем институте, в котором примерно 200 лабораторий и который присуждает нобелевские премии, есть два-три таких человека (насколько мне известно, хотя я слишком требователен и скептичен последнее время). А дальше находятся только абсолютные гении (Пастеры, Эйнштейны и прочие, чьи имена знает каждый ребёнок), про которых неясно, существуют ли они вообще в современном научном устройстве. Таких людей лично я не видел живьем, но легенды слышал.
На самом деле, это крайне упрощенная схема, потому что есть еще параллельные и ортогональные градации. Например, не-мейнстримщики и мейнстримщики. Первые, например, часто делают что-то очень оригинальное, но малорезультативное, а вторые, наоборот, производят весьма полные и субстанциональные результаты, хотя локальная конкуренция способна свести оригинальность таких работ на нет.
Пишу всё это, чтобы объяснить главную особенность современной науки - необходимость огромного слоя добытчиков - негениальных, но компетентных людей в огромных числах, нужных для производства рутинной информации о природе.
Сейчас в науке, особенно в биологии, очень много рутины. И кто-то должен эту рутину отрабатывать, чтобы гений мог её обозреть и помыслить. Эта задача, крайне важная для прогресса исследований, переводится в основном на нижние уровни описанной пирамиды. При этом, цена такой информации может быть запредельно высока. Об этом стоит поговорить поподробнее. Например, одной из актуальных задач все еще остается выяснение функции отдельных генов в геноме и продуктов, которые они кодируют. Для того, чтобы получить такую базовую и, на самом деле, маленькую и ограниченную информацию, надо создавать трансгенных животных как с удаленным геном, так и с повышенной дозой гена, изучать последствия на всех уровнях, определять локализацию продуктов гена и т.д. Чтобы узнать такую милипусечку, надо примерно полмиллиона евро минимум, три года времени и работу коллектива из трех-четырех человек. По сути, если считать, что время жизни лаборатории 30 лет, то тогда возможно получить информацию о 5-10 таких вещах. Это очень мало для нормального анализа и осмысления биологии клетки или организма, поэтому нужны сотни или тысячи лабораторий, которые кумулятивно и постепенно создадут необходимое количество данных за 100-200 лет перед тем, как наука сможет шагнуть на новый уровень. Да-да, порядок сложности и цена информации именно таковы, что это уже несравнимо с предыдущим инкрементом, где скачки познания могли нас радовать каждые четверть века. Так и живём. Кто осмыслит, того и плод. Кто не осмыслит - тому милипусечка.
